— Это что такое? — ахнула врач, она, как и я, тут же обратила внимание на окно.
— Ё… — буркнул капитан весьма эмоционально, и тогда я перевела взгляд на кровать: человек, который лежал на постели, был с головой укрыт простыней, а в том месте, где у него была грудь, на белой ткани расплылось красное пятно. Ларионов шагнул вперед, сдернул простыню, и я увидела мужчину неопределенного возраста с развороченной выстрелом грудью.
— Боже мой, — пробормотала врач и повторила:
— Боже мой…
— Да я его, подлеца… — прошипел капитан и метнулся к двери. Ясно, что теперь любителю фантастики не поздоровится, хотя я не уверена, что, стой он у двери навытяжку, мы застали бы в палате иную картину.
— Парня пристрелили, сказал Ларионов и досадливо покачал головой. — Хотя какой смысл, если он и так бы умер со дня на день?
— Значит, некто не был в этом уверен, — пожала я плечами.
Трупы мне не нравятся, и этот был мне совершенно несимпатичен, но стало ясно, что теперь просто так повернуться и уйти не получится.
— Он должен был скончаться от побоев, — продолжила я. — Но не скончался. И это так кого-то расстроило, что он не поленился подняться на третий этаж.
Я подошла к окну и осторожно выглянула. Я не надеялась, что недавний визитер оставил следы, профессионалы следов не оставляют, но вдруг повезет и этот окажется не профессионалом. Врач покинула палату вслед за капитаном, и мы остались с Ларионовым вдвоем.
— Кстати, подняться сюда легче легкого, — вздохнула я. — Тут рядом какая-то труба, а в трех шагах дерево. Как по заказу.
— Теперь ты понимаешь, как это серьезно? — спросил Ларионов, и я кивнула:
— Еще бы.
Мы дождались прибытия оперативной группы, устроившись в коридоре. Пока нам никто не мешал, я решила поговорить с милиционером, что дежурил возле палаты. С разнесчастным видом он уже раз двадцать повторил:
— Там все тихо было, а в палату мне нельзя.
— Никакого шороха, который мог бы насторожить? — вмешался Ларионов. Парень отчаянно замотал головой. Стало ясно: мы напрасно теряем время.
— Кого ты видел в коридоре? — на всякий случай поинтересовалась я. На этот раз он ответил вполне осмысленно:
— Я три часа на посту. За это время в палату четыре раза сестричка заходила, Наташа, и два раза врач.
— Кто конкретно?
— Фамилии не знаю, этот, с бородкой. Но он точно врач, я его и вчера видел.
Я отправилась в ординаторскую искать врача с бородкой. Обстановка в ординаторской была близка к истерической, на меня смотрели настороженно. Мужчина лет сорока с бородкой клинышком счел нужным заметить:
— Черт знает что творится. Куда милиция смотрит?
— В основном в сторону прокуратуры, — ответила, плюхнувшись на кушетку и с опозданием сообразив, что мое чувство юмора здесь по меньшей мере нечестно. Впрочем, один мой приятель, сейчас вроде бы покойник, утверждал, что с этим чувством у меня напряг и острю я на слабую троечку. Наверное, так и есть. — Простите, как вас зовут? — обратилась я к мужчине.
— Олег Валентинович.
— Очень приятно. Олег Валентинович, в котором часу вы заходили в третью палату?
— Заходил дважды. — Он взглянул на часы. — Второй раз тридцать минут назад и примерно за полтора часа до этого.
— Значит, тридцать минут назад парень был жив, — пробормотала я.
— Разумеется. Хотя его состояние не внушало особых надежд. Так что стрелять в него не было никакого смысла, — серьезно добавил он.
— Извините, — поднялась я, сообразив, что ничего интересного более не услышу, и покинула ординаторскую. Ларионов курил на лестничной клетке.
— Ну, что? — спросил он.
— Опоздали минут на тридцать, — вздохнула я.
— Вот черт, — покачал он головой.
— Запись его речей в бреду у тебя есть? — поинтересовалась я.
— Кончай, а? — разозлился он.
— Что, никто не догадался сунуть парню под нос диктофончик, чтобы запечатлеть его слова для потомков?
— Я обо всем узнал только вчера, — начал оправдываться Ларионов, хотя вполне мог послать меня к черту. — Встретился со своим приятелем, и поначалу его рассказ впечатления на меня не произвел. Потом я вдруг…
— Да-да, тебя охватило беспокойство.
— Охватило. Я приехал сюда, распорядился поставить охрану. Менты и до этого не додумались, — сказал он с некоторой гордостью за себя и презрением к милиции, поморщился и продолжил:
— На самом деле все, что он болтал, не производило серьезного впечатления. Привезли какого-то типа, чуть ли не бомжа, с пробитой башкой, ну, болтал чего-то в бреду…
— Жаль, что теперь невозможно узнать, что же конкретно он болтал.
Тут снизу послышались шаги. По лестнице довольно шумно поднимались трое мужчин. Всех троих я неплохо знала, оттого наша встреча вышла теплой.
— О, какие люди в Голливуде, — раздвинув рот до ушей, приветствовал меня Сергеев.
— Очень смешно, — ответила я.
— Уже не очень, — покачал он головой, — раз наша власть в вашем лице, так сказать, почтила. Ну что, хлопнули соколика? — спросил Сергеев, закуривая. Его спутники, поздоровавшись с нами, направились в отделение.
— Хлопнули, — кивнула я.
— Прибавил, гад, работы.
— От них только пакости и жди, — опять кивнула я. — Нет бы жили себе спокойно, дали отдых ментам.
— Ладно, ладно, — засмеялся он. — Все менты ленивые, тупые и ни на что не годные Мне об этом жена каждый день твердит.
— Умная женщина. Установили, что это за тип? — спросила я.
Сергеев покачал головой:
— Скорее всего, кто-то из приезжих. Нашли его в подворотне, возле пивнушки на Герцена. Форменный бомж. Его вполне могли отделать без особой причины, то есть для местного контингента причина, конечно, наиважнейшая: бутылку не поделили. Но потом сестра разобрала в его бормотании слово «киллер» и позвонила нам, проявила бдительность. Я приехал, послушал. Вроде бред, а вроде похоже на правду.